– Он унизил моего отца, – пояснила она.

– Бернар Клервоский [8] очень набожный человек, – мягко упрекнул ее Жоффруа. – Помимо всего прочего, он ищет ясный путь к Господу и если иногда проявляет излишнюю требовательность и эмоциональность, то исключительно ради общего блага, и не нам об этом судить, а Всевышнему. Встретишься с ним в Париже – веди себя разумно и достойно, как подобает твоему положению.

– Да, святой отец, – спокойно согласилась Алиенора, хотя в душе ее бушевала буря.

Жоффруа легко коснулся ее лба губами:

– Я горжусь тобой, как гордился бы твой отец, будь он с нами.

Алиенора сглотнула, сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Будь ее отец сейчас с ними, ей не пришлось бы заключать этот брак. Ее оберегали бы и холили, и все было бы хорошо, но нельзя об этом думать, иначе она обязательно поставит ему в вину, что он умер и завещал ей все это.

В отсутствие Алиеноры свадебные подарки Людовика перенесли в ее покои и разместили на столе, чтобы она рассмотрела их на досуге. Многим предметам суждено было остаться в ее владении лишь короткое время; ей предстояло преподнести их церкви или одарить ими важные, влиятельные семейства. Среди них реликварий с осколком кости святого Иакова. Серебряный с позолотой ковчег украшали жемчужины и драгоценные камни, дверца из горного хрусталя открывалась на петельках, а за ней пряталась золотая шкатулка с бесценными мощами. Была еще пара эмалевых подсвечников, две серебряные курильницы и шкатулка с кусочками ароматного ладана.

Для личного пользования Алиеноры предназначался венец, украшенный самоцветами, а также броши, кольца и подвески. Петронилле подарили ободок в виде изящных золотых розочек, усыпанных жемчужинами и сапфирами. Он и сейчас был на ней, приколотый к каштановым кудрям, пока она играла с цветными стеклянными шариками, подаренными Раулем де Вермандуа.

Алиенора огляделась; оставалась еще целая гора неисследованных ларей, и она почувствовала себя гостем на банкете, где подавали слишком много перемен блюд. Слишком много вокруг богатства, слишком много золота – вся эта роскошь буквально душила ее. Она торопливо переоделась из парадного платья в простое – прохладное, льняное, а изящные вышитые туфельки сменила на сапожки для верховой езды.

– Пойду в конюшню навестить Жинне, – сказала она.

– Я с тобой, – вызвалась Петронилла, убрав стеклянные шарики в свой сундучок. Алиенора предложила сестре снять золотой ободок, но та замотала головой и надула губы. – Я хочу его оставить, – заупрямилась девочка. – Не бойся, не потеряю.

Алиенора бросила на нее возмущенный взгляд, но решила не затевать спора. И без того неприятностей хватало, чтобы еще ссориться с Петрониллой.

Жинне приветствовала Алиенору тихим ржанием и жадно потянулась к хлебной корке, которой угостила ее хозяйка. Девушка гладила кобылу, с удовольствием вдыхая сладкий запах соломы и лошади.

– Ты не волнуйся, – шептала она любимице, – я заберу тебя с собой в Париж, ни за что не оставлю здесь. Обещаю.

Петронилла прислонилась к дверному косяку и внимательно смотрела на сестру, будто эти слова предназначались ей. Алиенора зажмурилась и прижалась лбом к гладкой теплой шее лошадки. В мире, где многое менялось так быстро, она находила утешение в дорогом существе, знакомом и искреннем. Лучше переехать в конюшню, чем возвращаться к себе в спальню, где ее ждала сверкающая гора свадебных подарков.

Когда стемнело, Петронилла дернула Алиенору за рукав.

– Хочу прогуляться по саду, – сказала она. – Посмотреть на светлячков.

Алиенора позволила младшей сестре увести себя во двор, где они недавно пировали. Сейчас стало гораздо прохладнее, хотя от стен все еще шло мягкое тепло. Слуги успели сложить треногие столы, убрать белые скатерти и дорогие приборы. Рыбки в пруду лениво плескались, выскакивая из воды за мошками в последних лучах света. В воздухе стоял густой запах горячих камней. На сердце Алиеноры лежала тяжесть. Сначала потеря отца, потом принуждение к замужеству, а теперь еще ей предстоит оставить дом и отправиться в Париж в компании незнакомых людей, один из которых – ее собственный жених.

Она вспоминала, как бегала здесь ребенком: носилась вокруг колонн, играла в салки с Петрониллой. Цвета, образы и смех вплелись прозрачной лентой в реальность и тут же исчезли.

Неожиданно Петронилла кинулась к ней с объятиями.

– Ты в самом деле думаешь, что все будет хорошо? – спросила она, уткнувшись лицом в плечо сестры. – Ты сказала это Жинне, но это правда? Я боюсь.

– Конечно правда! – Алиеноре пришлось закрыть глаза, когда она обняла сестру, настолько невыносимо все было. – Разумеется, с нами будет все в порядке!

Она увлекла Петрониллу к старой каменной скамейке у пруда, где так часто играли в детстве, и вместе они долго наблюдали за светлячками, которые то вспыхивали, то гасли, как надежды в темноте.

Людовик не отрываясь смотрел на кубок. Он поставил его на маленький молельный стол в своем шатре рядом с распятием и фигуркой Пресвятой Девы из слоновой кости. Простота и ценность этой вещи вызвали у него удивление, как и девушка, сделавшая подарок. Она была совершенно не похожа на ту, которую он ожидал увидеть. Ее имя, что еще совсем недавно казалось ему странным и даже неприятным на вкус, когда он его произносил, теперь превратилось в мед на языке. Она вся заполнила его душу, хотя он по-прежнему ощущал какую-то пустоту и не понимал, как такое может быть. Когда кубок брызнул разноцветными зайчиками на скатерть, для него это стало знаком свыше – благословение предстоящему браку. Их союз будет, как этот кубок, ждать, когда его наполнят светом, чтобы он мог сиять Божественной милостью.

Опустившись на колени перед столиком, он прижался лбом к сложенным ладоням и от всего сердца возблагодарил Создателя.

Глава 6

Бордо, июль 1137 года

Волна удушья накрыла Алиенору, когда она еще раз вошла в собор Сент-Андре. Но теперь перед ней вышагивали два ряда хористов и священник, высоко несущий крест. Обычно браки заключались у церковных дверей, но ее брак с Людовиком будет заключен в самом соборе перед алтарем, чтобы подчеркнуть его угодность Богу.

Алиенора глубоко вздохнула и ступила на узкую дорожку из свежего зеленого камыша, усыпанного травами и светлыми розами. Тропа из цветов повела ее по длинному нефу к ступеням алтаря. Церковные служки раскачивали серебряные кадила на бренчащих цепях, и аромат ладана поднимался вверх и клубился под сводчатым потолком, где звенели голоса хористов. Петронилла и еще три молодые женщины несли за ней тяжелый, расшитый жемчугом шлейф, а дядя по материнской линии Рауль де Фей вышагивал рядом. Юбки развевались и шуршали при каждом шаге. Иногда ей под ступню попадал мягкий бутон розы, и это было словно знамение.

Паства, стоявшая по обе стороны от прохода до самого алтаря, опускалась на колени и склоняла голову, пока Алиенора шла мимо в медленной процессии. Не видя лиц, она не могла прочесть мысли людей, не могла понять, улыбаются они или хмурятся. Рады ли этому союзу Аквитании и Франции или уже сейчас замышляют бунт? Счастливы ли за нее или терзаются опасениями? Она перестала на них смотреть и, вздернув подбородок, сосредоточилась на мягком сиянии алтаря, где Людовик ожидал ее рядом с аббатом Сугерием в окружении свиты. Поздно что-то предпринимать: выбора нет. Осталось одно – идти вперед.

Наряд Людовика из голубого шелка был расшит гербовыми лилиями, и от частого дыхания ткань переливалась. На лбу сидела корона, усыпанная жемчугом и сапфирами. Когда Алиенора присоединилась к нему на ступенях алтаря, солнце, проникшее в окна собора, осветило их с Людовиком скрещенными мечами прозрачного золота. Людовик подал ей худую руку и едва шевельнул губами в приветствии. Она не сразу решилась, но потом все-таки протянула ему правую руку, и вместе они опустились на колени, склонив голову.