Тот с поджатыми губами ждал в конюшне, пока конюх не оседлает его коня.

– Удачно все прошло, – саркастически заметил Генрих.

– Я не позволю, чтобы какой-то стервятник-цистерцианец бросал мне в лицо черные пророчества и вмешивался в мои дела. Я приехал сюда вести переговоры с Людовиком, а не с аббатом Сито.

– Но Людовик, видимо, поступил так намеренно.

Жоффруа забрал у конюха уздечку.

– Я тоже уезжаю сейчас намеренно, – бросил он. – Пусть поварится в своем соку. Мы здесь для того, чтобы вести переговоры, а не для того, чтобы позволить им взять верх. Дадим им время вывести «святого» Бернара из перепалки и сами узнаем, каково наше положение.

Наконец анжуйские гости, отец и сын, вернулись с конной прогулки. Алиенора скрыла свое нетерпение, стоя вполне спокойно, пока служанки заканчивали ее одевать. Наряд и внешний вид были важными инструментами дипломатии, особенно в присутствии графа Анжуйского. Его сына, молодого выскочку герцога Нормандского, она до сих пор не встречала и потому испытывала любопытство.

Они приехали в начале дня, но неприятности не заставили себя ждать. Ей только еще предстояло поприветствовать гостей, но до нее уже дошла весть, что отец и сын покинули переговоры после обмена резкостями с Бернаром Клервоским. Алиенора не обратила на это почти никакого внимания. К таким театральным жестам часто прибегали во время переговоров. Ей донесли, что аббат удалился на молитву, забрав с собою кастеляна Монтрея, с которого сняли кандалы, а Жоффруа и его сын возобновили переговоры.

Амария поднесла зеркало; Алиенора увидела отражение красивой спокойной женщины и добавила к своему оружию легкую соблазнительную улыбку. Королева давно научилась носить маски и стала в этом деле таким экспертом, что временами под слоями лжи было трудно отыскать ее истинную сущность – веселую девочку из Пуатье, перед которой лежало блестящее будущее со множеством возможностей.

– Что ж… – сказала она Амарии, и ее улыбка застыла, как стекло. – Начнем битву.

В тот день переговоры закончились, оставив обе стороны настороже, после того как улеглась пыль от утренней стычки, но довольными, что достигнут определенный прогресс и понимание. Придворные кружили по залу, продолжая обсуждение, но тут фанфары возвестили о прибытии королевы. Сердце Генриха сильно забилось, хотя внешне он сохранял спокойствие. Не важно, как она выглядит или сколько ей лет. Алиенора лишь средство достижения цели, а он всегда сможет держать при себе любовниц – нужно только не бравировать ими в ее присутствии.

Королева оказалась высокой, гибкой и длинноногой, на что намекало струящееся платье, пока она шла по залу. Его внимание привлекли ее изумительные туфельки, расшитые крошечными цветами. Когда она проходила мимо, Генрих поклонился и вдохнул великолепный аромат, такой же свежий и пьянящий голову, как сад во время дождя. Опасения по поводу старой карги рассеялись в одну секунду. На самом деле она выглядела в высшей степени соблазнительно.

Она преклонила колено перед Людовиком, давая понять, что признает его превосходство, но сделано это было без души, по обязанности. Потом королева поднялась и повернулась к отцу Генриха, протянув ему тонкую руку, украшенную одним кольцом с большим сапфиром. Ее широкий рукав соскользнул немного, обнажив запястье, и юноша опять ощутил великолепный аромат ее духов.

– Как приятно снова вас видеть, – произнесла она с теплой, но в то же время величественной улыбкой. – Добро пожаловать.

– Всегда отрадна встреча с такой красотой и спокойствием, – ответил Жоффруа с вежливым поклоном. Он повернулся к Генриху. – Вы еще не знакомы с моим сыном. Мадам, позвольте представить Генриха, герцога Нормандского, сына императрицы, внука короля Иерусалимского и будущего короля Англии.

Теперь она обратила свою улыбку на Генриха, и та стала чуть холоднее, но не напряженней. Ее взгляд выражал любопытство и острый ум.

– Ваш отец высоко вас ставит, – сказала она. – Рада приветствовать вас в Париже.

Генрих поклонился.

– Я надеюсь оправдать его ожидания, – отозвался он.

– Не сомневаюсь.

– Он уже их оправдывает, – вступил в разговор Жоффруа. – Попомните мое слово: его ждет великая судьба.

Алиенора снова улыбнулась, слегка приподняв бровь, показывая, что признает отцовскую гордость, но не обманывается превосходными степенями.

– Я запомню ваши слова, сир, но, как вы знаете, у меня на все есть свое собственное мнение. – Она снова повернулась к Генриху. – Воспользуйтесь возможностью и посетите Сен-Дени. Уверена, вас заинтересует здание и коллекция покойного аббата, собиравшего драгоценные камни и реликварии.

– Вы правы, мадам, обязательно там побываю, – ответил Генрих с официальным поклоном.

А вблизи она была очень красива. Свежая безупречная кожа, хотя уже не девочка. Весь ее облик говорил об отменном вкусе. Он принялся прикидывать, сколько будет стоить содержание такой жены на том уровне, к которому она привыкла, пусть даже все доходы государства принесет она сама.

Он понял, что королева тоже оценивает его, хотя иным образом. Ему было любопытно, какова она в супружеской постели, насколько опытна. Как будет выглядеть, если распустит волосы? Генрих опустил глаза, чтобы не вызвать подозрений. Он помнил о четком приказе отца не делать ничего, что могло бы ухудшить их шансы заполучить Аквитанию, а это означало не настраивать против себя Алиенору, ни единым взглядом или словом не выдать их намерений, выходящих далеко за рамки переговоров о перемирии.

Королева перешла к другим придворным, исполняя свою роль хозяйки с неподдельной легкостью: она знала, что сказать и как вести себя с каждым из присутствующих, хотя сразу бросалось в глаза, что они с Людовиком старательно избегают друг друга.

Генрих восхитился ее спокойствием, но насторожился. Женщина с такими ослепительными достоинствами украсит его будущее, но также может создать трудности, если окажется чересчур ретивой. Судя по слухам, Людовик не слишком преуспел в укрощении супруги, поэтому Генриху надлежало как следует об этом подумать.

– Я вижу, вас беспокоит нога, – сказала Алиенора, когда на секунду стала в пару с Жоффруа во время одного из танцев, последовавших после вечернего банкета.

Он припадал на левую сторону, лицо его было напряжено от боли.

– Пустяки, – отмахнулся Жоффруа. – Старая рана от копья. Боль скоро пройдет, всегда проходит… Но если вы соблаговолите присесть со мной ненадолго, я буду рад вашей компании.

Алиенора послала слуг за удобным креслом, подушками и подставочкой для ноги, а рядом приказала поставить кресло для себя.

– Быть может, партию в шахматы? – предложил Жоффруа.

Королева смерила его проницательным взглядом. Он явно что-то затевал. Нога, вероятно, болела у него по-настоящему, но он намеренно подстроил эту ситуацию.

– Если это доставит вам удовольствие. – Она послала слугу за доской и фигурами. – Я слышала, сейчас ваши переговоры проходят успешно.

Жоффруа слегка улыбнулся:

– Теперь, когда мы выработали основные правила и пресекли вмешательство этого живого трупа из Клерво, да. Я уверен, мы сумеем решить все вопросы к обоюдному удовлетворению.

Алиенора многозначительно с ним переглянулась. Все, что причиняло неудобство Бернару Клервоскому, доставляло ей удовольствие. Она даже подумала, не хочет ли Жоффруа, чтобы она вмешалась в переговоры, исполнив роль королевы-миротворицы. Жоффруа заерзал в кресле, устраивая удобней больную ногу.

– Мой сын хорошо танцует, не находите? – поинтересовался он, показывая на Генриха, который двигался среди танцующих с живостью и грацией.

Его гладкое молодое лицо светилось радостью, он ослепительно улыбался каждой партнерше во время перемены пар и поворотов.

– Уверена, он все делает хорошо, – сдержанно ответила Алиенора.

Принесли шахматы, и она занялась расстановкой фигур на доске.